Главное, что нужно сделать, чтобы хотя бы стронуть с места процесс осознания необходимости таких комплексных государственных и общественных трансформаций, — это быстро ликвидировать в стране тот климат всеобщей расслабухи, коррупции, воровства и массового социального безразличия, в котором мы живем уже не первый десяток лет. Всё это нужно, потому что Отечество в опасности
Доклад на клубе «Содержательное единство» 28 мая 2015 г.
Экономическая война
Юрий Бялый , 3 июня 2015 г
Сейчас уже проведены исследования, ясно показавшие, что новая волна кризиса в российской экономике началась не вчера и не в связи с обрушением цен на нефть и введением против нас финансовых и технологических санкций.
Симптомы этой новой кризисной волны отмечаются давно.
Во-первых, из нашей страны много лет и самыми разными способами «сбегают» за рубеж капиталы (рис. 1). За два с лишним десятилетия только в предкризисные 2006–2007 гг. в Россию был чистый приток капитала, все остальные годы — отток. Причем в прошлом 2014 г. чистый отток капитала оказался рекордным и составил $151,5 млрд. Всего за эти годы из страны — только по официальным данным ЦБ — утекло около $600 млрд. Это — не считая неучтенного оттока, который в балансе ЦБ, как правило, относится к статье «пропуски и ошибки».
А куда прежде всего уходил капитал из России?
Это в основном оффшорные «безналоговые» юрисдикции вроде Британских Виргинских островов, Бермуд, Кипра, а также ключевые страны Европы и Турция. Причем — об этом аналитиками уже написаны горы бумаги — значительная часть этих российских капиталов затем возвращается к нам в страну под видом прямых зарубежных инвестиций или портфельных инвестиций, то есть вложений в акции и облигации российских компаний. В частности, много лет крупнейшим иностранным инвестором России является Кипр.
Конечно, такое бегство капиталов — это в первую очередь механизм, который компании используют для ухода от российского налогообложения. Но и не только.
Характер экономической политики и приватизации советского «экономического наследства» в нашей «Новой России» был таков, что подавляющее большинство граждан было попросту ограблено. И в части семейных сбережений, которые полностью обесценились девальвациями рубля. И в части обещаний собственности за приватизационные ваучеры, которые в основном бесследно исчезли в приватизационных фондах с красивыми названиями. И в дальнейшем на так называемых залоговых аукционах, на которых избранные «инвесторы» получили право собственности на крупнейшие и наиболее прибыльные активы бывшей советской экономики, созданные трудом нескольких поколений. Соответственно, население воспринимает почти всю — особенно крупную — собственность в стране как нелегитимную. И большинство предпринимателей это чувствуют и не воспринимают свою собственность как вполне законную и надежно защищенную.
Вот этот почти всеобщий консенсус «нелегитимности собственности» в России — вторая и важнейшая причина того, что очень большая часть бизнеса пытается регистрировать свои компании и держать свой капитал за рубежом.
Сейчас российская власть (отмечу — вместе с нашими зарубежными противниками) пытается вернуть часть «бежавших» капиталов в страну.
За рубежом, во-первых, нарастает так называемая «антиоффшорная» кампания, требующая ликвидации большинства мировых «налоговых гаваней» и, главное, рассматривающая вывод капиталов в оффшоры без декларирования на родине как грубое нарушение налогового законодательства.
Во-вторых, за рубежом, начиная с Великобритании, резко ужесточаются требования банков к российским гражданам при любых операциях с капиталами. Нередко у них даже при оплате небольшой суммы за обучение ребенка или отопление дома начинают требовать документы, подтверждающие законное происхождение денег на их собственных банковских счетах. То же самое начинается и в других странах Европы. То есть там у российских собственников возникают всё более серьезные проблемы.
А в России, помимо давно начатой «антиоффшорной кампании», Госдума только что приняла в третьем чтении законопроект «О добровольном декларировании физическими лицами имущества и счетов (вкладов) в банках», который нередко называют «законом об амнистии выведенных капиталов». Предполагается, что после утверждения Советом Федерации закон в июне будет подписан Президентом Путиным. Суть закона в том, что владельцы собственности за рубежом, зарегистрированной до 1 января 2015 года, могут избежать ответственности за некоторые правонарушения, если официально зарегистрируют эту собственность в России или переведут ее в Россию. Владельцы такой собственности получат в отношении этой собственности «одноразовое» освобождение от налогообложения и уголовного преследования даже в том случае, если они при выводе этой собственности за рубеж нарушили некоторые (указанные в перечне) российские налоговые, таможенные и валютные законы.
Перечень «временно декриминализуемых» российских законодательных норм согласован с Международной группой по противодействию отмыванию денег (FATF) — не подлежат освобождению от ответственности лица, причастные к коррупции, легализации преступных доходов, финансированию терроризма и множеству других преступлений.
Наша власть надеется, что многие из тех, кто сейчас имеет неприятности со своей собственностью за рубежом, окажутся готовы к ее переводу в Россию. Мне, признаться, пока кажется, что таких при нынешнем состоянии элиты и общества в России будет не большинство. Почему — скажу ниже.
Далее, также вовсе не в ходе развертывания нефтяного шока и санкций против России, а гораздо раньше, у нас начались проблемы с темпами роста ВВП (рис. 2).
Начали падать эти темпы, как мы видим, уже в 2011 г. и в 2013 г. оказались, скажем так, весьма скромными. А с конца 2014 г. у нас отмечается уже не рост, а устойчивое падение ВВП. Причем оно ускоряется: в апреле 2015 г. темпы падения ВВП превысили 2,5 %. Такая тенденция в пересчете на год может дать падение ВВП в 10–12 %. Связано это, конечно же, с ухудшением ситуации в ключевых секторах российской экономики.
Так, например, еще в середине 2013 г. — до проблем с ценой нефти и санкциями — начал неуклонно снижаться валютный объем экспорта (рис. 3). Далее на это наложились «нефтяной шок» и санкции, и в результате началось ухудшение нашего внешнеторгового баланса. Нам приходится экспортировать нефть и газ по сниженной цене, других крупных экспортных товарных потоков почти нет. И, несмотря на одновременное снижение импорта, внешнеторговый баланс слабеет.
По последним данным Федеральной таможенной службы, в январе–марте экспорт сократился на 26,5 %, импорт — на 38 %. Внешнеторговый оборот за квартал сократился до $132,9 млрд — на 31 % по сравнению с первым кварталом прошлого года, а положительное сальдо внешней торговли снизилось на 12,2 %, до $48,3 млрд.
Но, опять-таки, началось это не сегодня. Наша экономика все постсоветские годы страдает глубоким «сырьевым перекосом». Сырьевые товары, прежде всего — энергоносители, составляют львиную долю экспорта, а нефтегазовый экспорт обеспечивает более половины доходов нашего бюджета. По большинству других отраслей экономики у нас глубокая — и растущая! — разбалансированность внешней торговли. И, соответственно, растущая доля импорта (рис. 4). По ключевым отраслям несырьевого производства у России самая глубокая разбалансированность внешней торговли в сравнении с наиболее развитыми и, подчеркну, развивающимися странами мира, включая наших партнеров по БРИКС. То есть по всем этим отраслям Россия — устойчивый аутсайдер.
Почему так происходит?
Прежде всего потому, что у нас давно налицо очень низкий уровень инвестиций в основной капитал — то, что называется средствами производства. Это, прежде всего, разнообразные машины, станки, другое производственное оборудование (рис. 5). В соотношении с ВВП эти инвестиции фактически падают с конца 2012 г. Сейчас они стали падать еще быстрее. По последним данным Росстата, за январь–апрель 2015 года эти инвестиции упали на 3,7 % по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.
А потому, соответственно, падает и предложение инвестиционных товаров, то есть прежде всего машин и оборудования, на нашем внутреннем рынке (рис. 6).
Подчеркну, что даже ранее, когда у нас были большие валютные резервы и не было ожиданий новой волны кризиса, инвестиционная активность уже снижалась и объемы производства машин и оборудования в стране сокращались (рис. 7). Сокращение этого производства опять-таки началось еще в 2012 г. Сначала оно было малозаметно для экономики, поскольку предприятия активно закупали машины и оборудование за рубежом. Хотя этот импорт также снижался, но закупали много (рис. 8). Однако в 2014 г., когда против России ввели санкции, импорт оборудования, как мы видим на графике, начал падать очень быстро. А с начала нынешнего года — буквально обрушился.
Как результат, в последние месяцы ситуация с объемами производства в большинстве отраслей нашей экономики просто плачевная (рис. 9). Считанные отрасли держатся на плаву или даже повышают выпуск продукции. Большинство же ключевых отраслей, включая металлургию, производство стройматериалов, производство машин, оборудования и транспортных средств, находится в более или менее глубоком «обвале».
По последним данным Росстата, в январе–апреле промышленное производство в России снизилось на 1,5 %, причем в апреле его падение резко ускорилось — до 4,5 % в годовом выражении.
Сейчас мы нередко слышим от околовластных экономистов заявления о том, что падение инвестиций в основные фонды и объемов производства их очень тревожит. И что нужно быстро разобраться с основными проблемами финансового кризиса, а дальше срочно заниматься импортозамещением и подъемом производства. Но что значит «разобраться с основными проблемами финансового кризиса», где здесь главные угрозы и риски?
Во-первых, это проблема внешнего долга. И как раз с ней, судя по последним данным, и государство, и корпорации, и банки довольно успешно справляются.
Внешний долг к началу нынешней волны кризиса и санкций был накоплен огромный — на 1 января 2014 г. он составлял $653 млрд. Причем этот долг почти полностью — около $600 млрд — был накоплен не государством, а банками и корпорациями.
На начало мая 2015 г. этот долг сократился, по данным Центробанка, до $374 млрд, то есть почти на $280 млрд! Причем государство свой долг практически не выплачивало. И хотя до конца нынешнего года нашим корпорациям и банкам придется — подходят сроки возврата кредитов — выплатить еще около $80 млрд, и в будущие годы также остаются немалые выплаты, тем не менее, этот объем долга уже для страны не так критичен.
Это важно по той причине, что резко снизились риски отъема зарубежными кредиторами за долги крупнейших российских активов, о чем мы говорили еще год назад. Также это важно по той причине, что любые будущие возможные кредиторы России, в том числе китайские, индийские, арабские и прочие, при решении о выдаче кредитов смотрят на то, как страна и конкретные корпорации расплачивались по прежним кредитам (это называется кредитная история) и чем могут быть гарантированы будущие кредиты.
Одна из главных гарантий по возможным будущим кредитам — не только хорошая кредитная история, но и объем международных валютных резервов страны. Мы их с начала «украинского взрыва» истратили очень много и тратить продолжаем (рис. 10).
На начало 2014 г. у нас было около $520 млрд резервов, а на середину мая 2015 г. осталось чуть более $350 млрд. Но важно то, что с марта они фактически перестали падать, а с середины мая даже начали чуть расти. Начали расти по той причине, что ЦБ 13 мая принял решение ежедневно выкупать валюту на $100–200 млн для пополнения резервов. И мы видим, что это обещание ЦБ — пока — выполняет по максимуму, то есть выкупает в резервы примерно $1 млрд в неделю.
Многие экономисты, следует заметить, считают, что это излишне. Что резервы достаточные, и что ЦБ следует тратить деньги на другие неотложные нужды экономики. Но ведь при этом ЦБ одновременно резервы и тратит, и наверняка будет тратить далее, поскольку кризис продолжается. Так что это — отдельный непростой вопрос, на котором я сейчас останавливаться не буду.
Вторая проблема финансового кризиса, о которой сейчас говорит наша экономическая власть и на решение которой за последний год была истрачена очень большая часть наших международных резервов, — это предотвращение коллапса банковской системы.
Российские банки за последние полтора года столкнулись сразу с несколькими серьезными проблемами.
Это, во-первых, необходимость срочно, а иногда и досрочно, расплачиваться с внешними кредитами.
Это, во-вторых, изъятие вкладов-депозитов большой частью вкладчиков в ходе нескольких раундов «валютной паники». В том числе — в конце 2014 — начале 2015 гг.
Это, в-третьих, повышение ключевой ставки, то есть удорожание кредитов, которые коммерческим банкам выдает ЦБ.
И это, наконец, ужесточение требований ЦБ к устойчивости банков, в том числе по уровню достаточности собственного капитала.
Но банки зарабатывают деньги в основном на операциях кредитования. То есть они, конечно, еще и спекулируют имеющимися в их распоряжении деньгами, но основной их заработок — все-таки кредитные операции. А кредитные ставки сейчас, даже несмотря на снижение ключевой ставки ЦБ до 12,5 %, таковы, что и частные лица, и компании уже обращаются за кредитами «в порядке исключения». Да и выдавать кредиты банкам всё труднее, поскольку у них не хватает денег. Вкладчики обеднели, деньги на депозиты в банки несут всё хуже и, что еще неприятнее, всё чаще не расплачиваются вовремя за кредиты, взятые ранее. И это относится не только к индивидуальным вкладчикам, но и к предприятиям.
Повторю, что при нынешних уровнях «ключевой ставки» ЦБ банковская ставка по кредитам оказывается совершенно неприемлемой для большинства предприятий, в кризисе дополнительно снизивших рентабельность своего производства. Если еще в 2012 г. средняя ставка по кредитам сроком до одного года была около 10 %, то сейчас по таким кредитам ставки менее 16–17 % практически не бывает. И понятно, что при среднем уровне рентабельности в большинстве отраслей в пределах 10–12 % предприятия в банках кредитоваться не могут.
Но и банкам при таких ставках очень плохо. Поскольку высокими темпами растет так называемая «кредитная просрочка» — банкам не возвращают деньги (рис. 11). Темпы роста просрочки растут и по кредитам населению — уже давно, с начала 2013 г., и по кредитам предприятиям — с конца 2014 г.
В результате банки не могут возвращать деньги, которые они брали в долг у ЦБ, то есть растут долги самих банков. Если в январе 2015 г. эти долги банков перед ЦБ составляли около $19 млрд, то в марте они уже приблизились к $32 млрд и продолжают расти. Некоторые финансовые аналитики считают эту тенденцию просто тупиковой, потому что исчезают прибыли, из которых банки возвращают долги.
По последним данным ЦБ РФ, российские банки в январе–апреле получили суммарный убыток в 17 млрд руб. Отмечу, что за аналогичный период 2014 года российские банки зафиксировали прибыль в размере 292 млрд руб.
В этом замкнутом круге кредитных просрочек и долгов банки всё чаще попадают в банкротное состояние. И их либо санируют (в том числе путем слияния с более крупными и благополучными банками), либо ликвидируют, отзывая лицензии. Наверное, все слышат, что порой ЦБ отзывает лицензии у 2–3 банков в неделю. Но это для финансовой системы удовольствие далеко не бесплатное, поскольку государственное Агентство по страхованию вкладов в результате должно выплачивать немалые деньги вкладчикам обрушившегося банка. На сегодняшний день у АСВ денег на это осталось совсем немного, а проблемных банков — всё больше. Это означает, что для пополнения ресурсов АСВ придется залезать в тот же самый государственный карман, который в ходе кризиса неуклонно худеет. И это означает, что та часть финансового кризиса, которая связана с состоянием банковской системы, очень далека от благополучного завершения.
Но не лучше обстоит дело и с финансовым состоянием населения. В том числе — в связи с его глубокой закредитованностью, в основном сложившейся в недавние благополучно-сытые времена, начиная с 2010 г. (рис. 12). Как мы видим из графика, средний гражданин России сейчас должен тратить примерно пятую часть своих доходов на погашение кредитных долгов. Есть и еще более тревожные экспертные оценки, согласно которым наши граждане тратят на погашение кредитных долгов в среднем до 40 % своих доходов. А ведь доходы граждан в кризис сокращаются. Как сообщил Росстат 22 мая, реальные располагаемые денежные доходы наших граждан сократились в апреле на 4 % в годовом выражении против 1,8 % в марте, 1,6 % — в феврале и 0,8 % — в январе. Еще хуже дела со средней реальной зарплатой. С учетом инфляции, то есть в реальном выражении, размер средней зарплаты уменьшился в январе–апреле на 10,2 %.
На этот процесс накладываются еще и достаточно массовые сокращения персонала компаний и предприятий, то есть увольнения. Так, по данным исследования аналитической группы «Ромир», ситуация с увольнениями и сокращением зарплат персонала приближается к тому кризисному состоянию, которое мы помним по 2008 году (рис. 13). Как мы видим, после относительно благополучного в этом отношении периода 2011–2013 гг. ситуация с увольнениями и зарплатами в 2014 г. и особенно в 2015 г. резко ухудшилась.
Естественно, в результате падают и покупательная способность населения, и торговый оборот. 20 мая глава Минпромторга РФ Денис Мантуров сообщил, что оборот предприятий розничной торговли в январе–апреле сократился примерно на 6 %.
А значит, снижаются налоговые и тарифные поступления в бюджет не только от экспортно-импортных операций, от производства в промышленности, сельском хозяйстве и других отраслях, но и от торговли. В результате, по последним данным Минфина, дефицит федерального бюджета в январе–апреле составил 4,4 % ВВП.
Здесь мы обсудили только часть экономических проблем, которые обострились в России на нынешней новой волне кризиса. Но уже и те данные, которые я привел, показывают, что рапорты некоторых политиков и экономистов о том, что самая острая фаза кризиса в России пройдена и что с осени начнется экономический подъем, вряд ли согласуются с нашей реальностью.
Кризис налицо, он зрел давно, он глубокий и продолжается. И успокоительные заявления о том, что мы вот-вот справимся с остающимися финансовыми проблемами, а дальше активно займемся импортозамещением и промышленным ростом, вряд ли уместны.
И потому я теперь отвлекусь от цифр и графиков и поговорю о том, каков масштаб проблемы, с которой столкнулась Россия, и каковы исторические прецеденты ее решения.
Думаю, что мы, по сути, столкнулись с проблемой существенной утраты общеэкономического и технологического суверенитета страны. И нужно решать вопрос о том, как этот суверенитет восстановить.
Уже совершенно ясно, что в обозримой перспективе прежний уровень «партнерских отношений» с финансово богатым и технологически развитым совокупным Западом нереален. И, значит, основные задачи восстановления экономического суверенитета нам придется решать самим. И, как говорилось в давние советские времена, в значительной степени «во враждебном окружении».
То есть перед нами, по большому счету, стоит задача фундаментальной реиндустриализации и технологической модернизации. И главная проблема заключается в том, что нигде в мире эта проблема не решалась только средствами «свободного рынка», без очень мощного, наступательного участия государства.
Я сейчас даже не говорю об СССР и нашем историческом опыте. Я хочу подчеркнуть, что в условиях сугубо рыночных, капиталистических экономик для решения этой задачи обязательно создавались сильные узлы многократно охаянной «административно-командной системы» (АКС), подобных советской.
В связи с этим напомню несколько необщеизвестных исторических фактов.
В 1930-х годах, во время Великой депрессии, администрация президента Франклина Делано Рузвельта в США создала и использовала несколько таких сильных модулей АКС в разных отраслях.
Это были модули в инфраструктурном, в том числе дорожном строительстве — именно так тогда в Америке была построена огромная часть развитой дорожной инфраструктуры.
Это были модули в экономическом освоении и развитии наиболее депрессивных регионов страны.
Это были модули в оборонно-промышленном комплексе и в других отраслях.
Один из наиболее известных таких модулей — огромный проект так называемой Долины реки Теннесси, который был объявлен как проект развития депрессивного региона и предполагал строительство на реке серии ГЭС и нескольких заводов. Но в реальности стратегическая часть проекта, в руководстве которого сразу появилось несколько крупнейших государственных менеджеров и заодно несколько генералов, включал создание мощного энергоемкого производства алюминия, материаловедческие исследования и производство особых сплавов, конструкторские работы по авиастроению, точной механике, радиотехнике, множество исследований по смежным высоким технологиям. И далее — создание крупного производственного кластера американской истребительной, бомбардировочной, военно-транспортной и гражданской авиации.
Для всего этого был создан именно модуль административно-командной системы с жесткой программой, сетевыми графиками исполнения работ, плотным контролем расходования средств и исполнения по каждому направлению и этапу работы.
Второй американский пример — знаменитый Манхэттенский проект создания ядерной бомбы. Для чего был учрежден мощный модуль АКС под буквально свирепым, как пишут участники проекта, управлением генерала Лесли Гровса. Где режим управления и контроля мало отличался от описанных Солженицыным советских научно-технологических «шарашек» Лаврентия Павловича Берии. Включая полный запрет большинству персонала на выход из жилой зоны и на открытую переписку.
Не менее жесткий модуль АКС создавался в США для реализации ракетно-космической программы. Да и знаменитая Силиконовая долина, вопреки распространенным мифам, — не продукт инициативы вчерашних студентов, творивших по ночам в собственном сарае или гараже. Это была, о чем уже опять-таки написано очень много, мощная государственная административно-командная программа с целевым финансированием, а также жестким планированием, управлением и контролем.
Подчеркну, что я не призываю ориентироваться на советские, а также перечисленные американские административно-командные образцы времен «соревнования двух систем» и «холодной войны». В нынешнем мире и в нынешней России это невозможно.
Но ведь известны в рыночных экономиках и другие, менее жесткие и более современные успешные «модернизационные образцы».
В частности, все индустриальные и модернизационно-технологические рывки так называемых «азиатских тигров» — Тайваня, Южной Кореи, Сингапура и т. д. — были продуктом создания высокотехнологических кластеров с привлечением западных капиталов и технологий и активным участием негосударственных корпораций.
Однако подчеркну, происходило это не только на основе жесткого государственного планирования и программирования, но и под очень плотным государственным управляющим, финансовым, кадровым контролем авторитарной власти, с государственными гарантиями востребования будущей продукции, и именно в духе АКС. Вспомним, например, как жестко управлялась авторитарным лидером Ли Куанг Ю индустриальная и технологическая модернизация в Сингапуре, создавшая «сингапурское чудо». И вспомним, насколько зависели от активной целенаправленной поддержки, управления и контроля государства «делавшие» корейскую модернизацию гигантские «семейные» корпорации-чеболи.
Наконец, технологический рывок «азиатского дракона» Китая — шел уже во времена рыночной трансформации китайской экономики, но опять-таки в еще более жестком, чем у «азиатских тигров», мобилизационном административно-командном режиме.
Возможно ли России сориентироваться на этот мировой опыт? Убежден, что пока даже это невозможно. Потому что у нас осознание серьезности российской ситуации пока идет, увы, ни шатко ни валко. В основном говорится только о разработке программ импортозамещения и начале их реализации в критически важных отраслях.
Но, за исключением ВПК, даже эти программы планируется осуществлять только с использованием рыночных механизмов. То есть без масштабных государственных инвестиций и жесткого государственного целеполагания и контроля. Судя по всему, максимум, на что могут рассчитывать компании-импортозаместители, — это льготное, то есть не по заоблачным рыночным ставкам, кредитование проектов. И их реализация на свой страх и риск.
Конечно же, это не даст никаких форсированных и фундаментальных результатов даже по узким направлениям импортозамещения. И, тем более, не сможет обеспечить отечественной экономике рывок к новому системному модернизационному качеству и полноценному экономическому и технологическому суверенитету.
Убежден, что для того, чтобы сделать такой рывок, нужны мощные комплексные государственные АКС-программы. Однако для того, чтобы подготовить и начать реализацию таких программ, нужно выискивать и готовить кадры, способные ими руководить. И кадры, готовые эти программы практически, на всех уровнях, от ученых до инженеров и от технологов до рабочих, выполнять.
Пока, по имеющимся данным, такие кадры в России еще есть — и старые, и молодые. Но промедление с «рывком» может привести к тому, что этих кадров не станет. Да и нет у нас, при нынешних международных военно-политических тенденциях, времени на промедление.
Однако главное, что нужно сделать, чтобы хотя бы стронуть с места процесс осознания необходимости таких комплексных государственных и общественных трансформаций, — это быстро ликвидировать в стране тот климат всеобщей расслабухи, коррупции, воровства и массового социального безразличия, в котором мы живем уже не первый десяток лет.
Всё это нужно потому, что Отечество в опасности.
А значит, нам нужно другое состояние элиты, представители которой должны оставить надежды на то, что кризис скоро «рассосется» и всё будет как прежде. И надежды на то, что если не рассосется, то, мол, меня-то вожделенный Запад к себе как-нибудь впишет, или, по крайней мере, оставит в покое.
Не рассосется, не впишут, и не оставят в покое.
Для этого нужно другое состояние общества, которому перестанут «впаривать» сказки о том, что нужно потерпеть полгодика-годик, а дальше всё станет лучше и еще лучше.
Лучше и еще лучше не станет, еще долго будет хуже и труднее.
И элита, и общество должны осознать, что речь идет о выживании государства и о нашем общем выживании. И вспомнить всерьез, а не как фразу для пиара, тезис Сталина «иначе нас сомнут». И честно объявить и реальные угрозы, и тенденции, и этот тезис.
Тогда, надеюсь, в стране возникнет и укрепится массовое «мобилизационное» мироощущение.
Тогда, надеюсь, новый российский капитал поверит, что государство ставит перед собой и перед всеми стратегические цели, что эти цели ставятся всерьез и надолго, и что эти цели приняло и разделяет большинство граждан страны. И только тогда большинство владельцев «сбежавших» за рубеж капиталов вернут их в Россию и направят на решение общих задач.
Тогда, надеюсь, общество поймет, для чего ему нужны эти сомнительные по происхождению новые российские капиталы.
И тогда, надеюсь, и капиталы, и общество всерьез включатся в реализацию общих стратегических целей восстановления полноценного национального суверенитета. Включатся именно всерьез, как в осознанное решение задач собственного и государственного выживания.
По моему мнению, нам именно сейчас нужно думать о том, как этого добиться. И делать всё возможное для того, чтобы эти изменения элиты и общества начались и происходили как можно быстрее.
