Сообщений в теме: 683

[Luna]

ЖИЗНЬ ПРЕПОДНОСИТ МНЕ УРОК


Жизнь преподносит мне урок,
Испытывает жизнь меня,
Когда я делаю рывок,
Преграды ставит мне она.

И задает опять вопрос –
«И в этом есть твоя мечта?
Куда идёшь, задрав ты нос?» -
В сомненья вводит вновь меня.

А я иду туда, где свет,
Куда мой Бог ведёт меня,
Туда, где я найду ответ,
Туда, где я пойму себя.

Туда, где чистая любовь
Наполнит всю меня до дна,
Туда, где счастье вновь и вновь,
Где радостью полны глаза.

О, жизнь! Я знаю - ты права!
Я принимаю твой совет,
Но я решимости полна,
Иду вперёд, искать свой свет!

 

[Тато-ханум]

Мне бы только успеть, дошагать до заветного леса…

Мне б зарыться лицом в земляничную свежесть полян…

Но уже не догнать золотую карету принцессы,

По незримой дороге спешащей на призрачный бал.

Мне бы только попробовать спелую сладость нектара,

Мне б вино одуванчиков пить, чтоб текло по груди.

Но погасла звезда и во мрак с небосвода упала,

И меня с темнотою оставив один на один…
Мне бы только губами к твоим в тишине прикоснуться,

Мне бы снова почувствовать сердца удары в ночи…

Но лишь в сказках волшебное яблочко катит по блюдцу.

Ну, а ты – недоступна. И всё эти годы молчишь…

 

© Copyright: Яков Баст, 2020 

Свидетельство о публикации №120061500134

[Тато-ханум]

Я буду ждать тебя мучительно, 

Я буду ждать тебя года, 

Ты манишь сладко-исключительно, 

Ты обещаешь навсегда.

Ты вся — безмолвие несчастия, 

Случайный свет во мгле земной, 

Неизъясненность сладострастия, 

Еще не познанного мной.

Своей усмешкой вечно-кроткою, 

Лицом, всегда склоненным ниц, 

Своей неровною походкою 

Крылатых, но не ходких птиц,

Ты будишь чувства тайно-спящие, 

И знаю, не затмит слеза 

Твои куда-то прочь глядящие, 

Твои неверные глаза.

Не знаю, хочешь ли ты радости, 

Уста к устам, прильнуть ко мне, 

Но я не знаю высшей сладости, 

Как быть с тобой наедине.

Не знаю, смерть ли ты нежданная 

Иль нерожденная звезда, 

Но буду ждать тебя, желанная, 

Я буду ждать тебя всегда.

 

 

К.Бальмонт

 

[Тато-ханум]

 

В объятиях ночи спит луна,
И призрачною дымкою сияние...
А звёздам в небе не до сна,
Им нравится ночное одеяние.
Сверкает ярко,как алмаз оно...
И светит в бархате небес,
Им в вечности  не мудрено
Оставить след,как блеск...
Сияние звёзд на карте неба,
Как путь к неведомым мирам,
И в небесах так видится нелепо,
Наш мир,открытый всем ветрам,
Все споры,грусть и сожаления
О жизни,что порой в грехах...
И видит небо судеб искажение,
Что всё не так,как в письменах...

 

 03.11.2017 Лилия Зорина

Свидетельство о публикации: izba-2017-2101821

[Тато-ханум]

Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Все ж мучится таинственным желаньем;

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;

Так век за веком — скоро ли, Господь? —
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.

 

Н.Гумилев

 

[Тато-ханум]

 

 

Два абсолютно разных человека 

Смотрели, как танцует в парке дождь… 

Один сказал, что дождь – сердечный лекарь, 

Другой, что дождь – вода, а чувства – ложь… 

Потом нежданно солнце заискрилось, 

Как будто у небес своя игра… 

Один сказал, что это Божья милость, 

Другой сказал: «Замучила жара» 

А мимо них прохожие спешили, 

Мелькали, исчезая, кто куда… 

Один сказал: «Какие люди злые…» 

Другой спросил «А вдруг у них беда?» 

А в парке на земле лежал мужчина… 

Смотрели люди, косо, и ворча… 

Один сказал: «Напился, как скотина»

Другой: «А вдруг инфаркт? Скорей врача…»  

По парку шли влюблённые, казалось, 

Что ловят каждый взгляд друг друга, вдох… 

Один сказал: «Уж лучше б не влюблялась…» 

Другой сказал: «Счастливые… Дай Бог…»

И вот уже у входа магазина, 

Застыл один от этой красоты… 

Другой сказал «Немытая витрина…», 

А первый… любовался на цветы… 

А дома… «Посмотри…», — она сказала, 

С восторгом, у раскрытого окна… 

А он ответил: «Рама старой стала…» 

Она ему: «Да нет же, там луна!!!» 

Один ворчал на всех вокруг полвека, 

Другой любил весь мир… за солнца свет. 

Два абсолютно разных человека 

Живут в одной квартире много лет… 

 

Ирина Самарина-Лабиринт

 

[Тато-ханум]

Не стоит всё воспринимать всерьез,
Чтобы потом не огорчаться.
Не стоит душу открывать тому,
Кто, не готов в ней разобраться.
Ты для кого-то эпизод,
Обычный штрих на жизни бренной,
И не манящий горизонт,
А лишь песчинка во вселенной.
Ты для кого-то цифра «ноль»
И этого понять не хочешь,
И в сердце лишь тупая боль
И с ней справляясь, ты хохочешь.
Смеешься в зеркало глядясь,
А там… прекрасное создание
Утри слезу и выше нос.
Ты — женщина… само очарование!

Анна Ахматова

[Тато-ханум]

В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка,
Он был построен в какой-то там –надцатый век.
Рядом жила ослепительно-черная Кошка,
Кошка, которую очень любил Человек.

 

Нет, не друзья. Кошка просто его замечала –
Чуточку щурилась, будто смотрела на свет,
Сердце стучало… Ах, как ее сердце мурчало!
Если, при встрече, он тихо шептал ей: «Привет».

 

Нет, не друзья. Кошка просто ему позволяла
Гладить себя. На колени садилась сама.
В парке однажды она с Человеком гуляла.
Он вдруг упал. Ну а Кошка сошла вдруг с ума.

 

Выла соседка, сирена… Неслась неотложка.
Что же такое творилось у всех в голове?
Кошка молчала. Она не была его кошкой.
Просто так вышло, что… то был ее Человек.

 

Кошка ждала. Не спала, не пила и не ела.
Кротко ждала, когда в окнах появится свет.
Просто сидела. И даже слегка поседела.
Он ведь вернется, и тихо шепнет ей: «Привет»

 

В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Минус семь жизней. И минус еще один век.
Он улыбнулся: «Ты правда ждала меня, Кошка?»
«Кошки не ждут… Глупый, глупый ты мой Человек».

 

Саша Бес
 

[Luna]

 — Теперь не умирают от любви: 

 

 

Теперь не умирают от любви —

насмешливая трезвая эпоха.

Лишь падает гемоглобин в крови,

лишь без причины человеку плохо.

 

Теперь не умирают от любви —

лишь сердце что-то барахлит ночами.

Но «неотложку», мама, не зови,

врачи пожмут беспомощно плечами:

«Теперь не умирают от любви…

 

Юлия Друнина

[Тато-ханум]

Какое счастье, как бывало раньше,
Поймать глазами чей-то взгляд в толпе
И, замирая, ждать, что будет дальше,
И ничего не объяснять тебе!

Какое счастье — смазать чуть помаду
И на углу купить себе цветы.
Ревнуй, Отелло, так тебе и надо,
Все это сам себе устроил ты!

Какое счастье — сесть в троллейбус поздний
И плыть неспешно улицей ночной,
И за окном увидеть в небе звезды,
И вдруг понять, как плохо быть одной!

Какое счастье — поздно возвратиться,
Увидев свет, знать: дома кто-то есть.
И выйдешь ты и скажешь: хватит злиться,
Я так устал, дай что-нибудь поесть.

Лариса Рубальская

 

[Тато-ханум]

Мы любим тех, кто нас не любит,

Мы губим тех, кто в нас влюблён.
Мы ненавидим, но целуем,
Мы не стремимся, но живём.

Мы позволяем, не желая,
Мы проклинаем, но берём,
Мы говорим и… забываем,
О том, что любим – вечно лжём.

Мы безразлично созерцаем,
На искры глаз не отвечаем,
Мы грубо чувствами играем
И не жалеем ни о чём.

Мечтаем быть с любимым рядом,
Но забываем лишь о том,
Что любим тех, кто нас не любит,
Что губим тех, кто в нас влюблён.

 

 

 Валерий  Охлупин,
из сборника «Душа надеждою полна»

 

[Тато-ханум]

Мама

Мама... Простое, казалось бы, слово,
А сколько в нем нежности, ласки, тепла,
Ребенок лопочет его бестолково,
Ручонки раскинув, припухший от сна.
В печали и в радости мы произносим,
То робкое «Мама», то резкое «Мать».
Порой на чужбине вдруг сердце запросит
Совсем незнакомую – мамой назвать.
А дома так часто ей делаем больно
Поступками, взглядами, жестами мы,
Потом вдалеке вспоминаем невольно
О том, что прибавило ей седины.
И пишем на школьных листках торопливо
Признанья своей запоздалой вины.
Она их читает, краснеет стыдливо,
И в горьких морщинах слезинки видны.
Давно без письма все обиды простила,
А тут ей до боли приятно прочесть:
«Спасибо, родная, за то, что растила,
За то, что ты любишь, 
За то, что ты есть!

Тамара Коман

 

[Тато-ханум]

Не обижайте матерей

Не обижайте матерей,
На матерей не обижайтесь.
Перед разлукой у дверей 
Нежнее с ними попрощайтесь.
И уходить за поворот 
Вы не спешите, не спешите,
И ей, стоящей у ворот, 
Как можно дольше помашите.
Вздыхают матери в тиши, 
В тиши ночей, в тиши тревожной.
Для них мы вечно малыши, 
И с этим спорить невозможно.
Так будьте чуточку добрей, 
Опекой их не раздражайтесь,
Не обижайте матерей. 
На матерей не обижайтесь.
Они страдают от разлук, 
И нам в дороге беспредельной
Без материнских добрых рук – 
Как малышам без колыбельной.
Пишите письма им скорей 
И слов высоких не стесняйтесь,
Не обижайте матерей, 
На матерей не обижайтесь.

Виктор Гин

 

[Тато-ханум]

Не забывайте Матерей!

Не забывайте Матерей!
Они печалятся в разлуке.
И нет для них страшнее муки –
Молчанье собственных детей.
Не забывайте Матерей!
Они ни в чём не виноваты.
Как прежде их сердца объяты
Тревогой за своих детей.
Пишите письма Матерям,
Звоните им по телефону!
Они так радуются вам,
Любому вашему поклону.
Не забывайте Матерей!
Ведь для молчанья нет причины,
И глубже с каждым днём морщины
От равнодушия детей.
Средь суеты и праздных дней
Услышьте,  Господа  и  Дамы:
Болит душа у вашей Мамы!
Не забывайте Матерей!
Пишите письма Матерям!
Звоните им по телефону,
Они так радуются вам,
Любому вашему поклону.

Валерий Панин

 

[Тато-ханум]

Молитва матери

В маленькой комнате пасмурным вечером
Тихо молилась уставшая мать.
Голосом тихим и очень доверчивым
Стала с надеждою к Небу взывать.

«Боже всемилостив, сила Небесная,
Будь милосерден к просьбе моей.
Если виновна, карай меня грешную,
Но не взыщи с моих дочерей.

Если когда-то десницею щедрою
Вдруг ты захочешь меня наградить,
Я обращусь к тебе с просьбой последнею
Деток моих от беды оградить.

Скоро войдут они в жизнь свою взрослую
В мир, где интриги, корысть и обман
Душа моя будет пусть лодкою с вёслами,
Что бы их с курса не сбил океан.

Господи, Отче наш, будь милосерден,
Не накажи одиночеством их,
Пошли в этой жизни им спутников верных
Во избежание ошибок моих.

В силах твоих наказать или миловать,
В воле твоей отобрать или дать.
Стою пред Тобою о детях с молитвою», –
Шептала склонившая голову мать.

Тихой молитвою мать защищала
Спящих в кроватках своих дочерей.
О многом просила и лишь не желала,
Им повторения доли своей.

Любовь Сабеева

 

[Тато-ханум]

[Тато-ханум]

Эти  стихи  написал  мой  друг.

Основаны  на  реальных  событиях.

 

 Один день войны

 

 Воспоминание

 

 

Казалось, тот день мне вовек не забыть,
Но время память стирает,
И там, где была непрерывная нить,
Лишь образов цепь всплывает.
Вот мне приказ отдает командир:

Такое тебе порученье –
С эвакопункта трехсотых забрать , 

доставить их  к нам на леченье
 11  там  человек, из коих 8 тяжелые,
И коль с операциями опоздать – будут дела невеселые.
Для транспортировки даю ми-восьмой
и «крокодил» в прикрытие.
Ведь мы наперед не знаем с тобой,
какие там будут события.
С эвакопункта спокойно ушли -
С окрестных гор не стреляли,
Боялись, что их в ответ «крокодил»
Свинцом угостит или сталью…
Внизу простирался горный пейзаж,
Хорошо нам – лететь, не идти.
Но движки поперхнулись свинцом ДШК
где-то среди пути.
Душман это выбрал, куда стрелять:
Не «крокодил» конвоя,
А с красным крестом безоружный борт,
Где «трехсотые» были со мною…
Пилот посадил наш израненный борт
– умело, никто не погиб.
Но в этот же миг нас со всех сторон
Окружили цепью враги..

Автоматы вспороли обшивки дюраль,
Мы в пол уткнулись носами.
Оставалось только подмоги ждать –
Долго ль  продержимся сами?

Автоматы взяли те, кто могли
И  начали   мы  отбиваться,
Стреляя, над нами кружил «крокодил»,
Не давая врагам приближаться.
Командир был, по счастью, тертый калач,
Сразу вызвал с подмогой вертушки,
Духов стал пулеметным свинцом поливать,
Добавляя сталью из пушки.
А мы в фюзеляже лежим и ждем,
Хорошо тому, кто стреляет,
Он делом занят– он бой ведет,
А не просто конца ожидает.
А конец – и понятно, какой, придет,
Коль подмога к нам опоздает.
Не забыть приберечь последний патрон –
Для себя – вот он, пусть ожидает.
Я отсюда одна не пойду на прорыв,
Не оставлю моих «трехсотых»
Коль погибну – о долге врача не забыв,
Такова наша, друг, работа…
А мальчишки, желая меня спасти,
Мне шипят: скройся! вон отсюда!
И тут такая вдруг ярость меня взяла
– я вовек ее не забуду !
Такие в душе вдруг слова я нашла
(и откуда я только их знала?)
Что в три-господа бога, душу и мать
всех на пяти языках послала!
Мне об этом они рассказали потом,
Когда прибыл десант на подмогу.
Это ж надо таким, военврач, языком

посылать нас к Господу Богу!
А потом на разборе полета меня
В хвост и гриву долго костили,
Но смягчились и в память  этого дня
Красной Звездой наградили.

 

Михаил  Миликовский

[Тато-ханум]

«СПАСИБО, ЖИЗНЬ!»

 

Спасибо, жизнь, за то, что вновь приходит день,

Что зреет хлеб и что взрослеют дети.

Спасибо, жизнь, тебе за всех родных людей,

Живущих на таком огромном свете.

Спасибо, жизнь, за то, что этот щедрый век

Звучал во мне то щедростью, то болью,

За ширь твоих дорог, в которых человек,

Все испытав, становится собою.

За то, что ты река без берегов,

За каждую весну твою и зиму,

За всех друзей и даже за врагов -

Спасибо, жизнь. За все тебе спасибо!

За слезы и за счастье наяву,

За то, то ты жалеть меня не стала,

За каждый миг, в котором я живу,

Но не за тот, в котором перестану.

Спасибо жизнь, что я перед тобой в долгу,

За прошлую и завтрашнюю силу.

За все, что я еще успею и смогу,

Спасибо, жизнь, воистину спасибо.

 

Роберт Рождественский

[Luna]

Александр Твардовский — Я иду и радуюсь:  

Белые ночи — сплошное «быть может»…
Светится что-то и странно тревожит —
может быть, солнце, а может, луна.
Может быть, с грустью, а может, с весельем,
может, Архангельском, может, Марселем
бродят новехонькие штурмана.

С ними в обнику официантки,
а под бровями, как лодки-ледянки,
ходят, покачиваясь, глаза.
Разве подскажут шалонника гулы,
надо ли им отстранять свои губы?
Может быть, надо, а может, нельзя.

Чайки над мачтами с криками вьются —
может быть, плачут, а может, смеются.
И у причала, прощаясь, моряк
женщину в губы целует протяжно:
«Как твое имя?» — «Это не важно…»
Может, и так, а быть может, не так.

Вот он восходит по трапу на шхуну:
«Я привезу тебе нерпичью шкуру!»
Ну, а забыл, что не знает — куда.
Женщина молча стоять остается.
Кто его знает — быть может, вернется,
может быть, нет, ну а может быть, да.

Чудится мне у причала невольно:
чайки — не чайки, волны — не волны,
он и она — не он и она:
все это — белых ночей переливы,
все это — только наплывы, наплывы,
может, бессоницы, может быть, сна.

Шхуна гудит напряженно, прощально.
Он уже больше не смотрит печально.
Вот он, отдельный, далекий, плывет,
смачно спуская соленые шутки
в может быть море, на может быть шхуне,
может быть, тот, а быть может, не тот.

И безымянно стоит у причала —
может, конец, а быть может, начало —
женщина в легоньком сером пальто,
медленно тая комочком тумана,—
может быть, Вера, а может, Тамара,
может быть, Зоя, а может, никто…

[Luna]

Николай Гумилев — Ты пожалела, ты простила:

 

Ты пожалела, ты простила
И даже руку подала мне,
Когда в душе, где смерть бродила,
И камня не было на камне.

Так победитель благородный
Предоставляет без сомненья
Тому, кто был сейчас свободный,
И жизнь и даже часть именья.

Всё, что бессонными ночами
Из тьмы души я вызвал к свету,
Всё, что даровано богами
Мне, воину, и мне, поэту,

Всё, пред твоей склоняясь властью,
Всё дам и ничего не скрою
За ослепительное счастье
Хоть иногда побыть с тобою.

Лишь песен не проси ты милых,
Таких, как я слагал когда-то,
Ты знаешь, я их петь не в силах
Скрипучим голосом кастрата.

Не накажи меня за эти
Слова, не ввергни снова в бездну,—
Когда-нибудь при лунном свете,
Раб истомленный, я исчезну.

Я побегу в пустынном поле
Через канавы и заборы,
Забыв себя и ужас боли,
И все условья, договоры.

И не узнаешь никогда ты,
Чтоб в сердце не вошла тревога,
В какой болотине проклятой
Моя окончилась дорога.