Сообщений в теме: 65

[egle]

Мы родом из войны

СОЛДАТЫ РЕВОЛЮЦИИ

В снегах Саланга и песках Нимруза,
На улицах Герата и кабульских площадях
Простые парни родом из Союза
Стоят на страже с автоматами в руках.

Им покой не ведом, ночью не до сна –
Это революции солдаты.
И в восьмидесятых они носят ордена
Те же, что их деды – в сорок пятом.

Как в позапрошлом веке здесь голод, кровь и слезы,
И смерть подстерегает из-за каждого угла.
Здесь люди гибнут не в кино – вполне серьезно.
Здесь убиваешь сам и не творишь при этом зла?

А дома мамы писем ждут, седея,
Мальчишки под гитару поют «Афганистан»,
И ждут девчонки, и надеясь, и робея,
А вдруг он не вернется, навсегда оставшись там?!

Им покой не ведом, ночью не до сна –
Это революции солдаты.
И в восьмидесятых они носят ордена
Те же, что их деды – в сорок пятом.

Братск, 23 февраля 1986 г.

.

[egle]

***

Я часто просыпаюсь в тишине,
Но не от свиста пуль и не от взрывов.
Нет, никогда я не был на войне,
Из армии домой пришел живым я.

Я не попал служить в Афганистан.
В том нет моей вины, поверьте люди,
Но о ребятах, что остались там,
Мы не должны забыть, и не забудем.

Скажите, кто – к чему теперь скрывать -
Отправил их, и по какому праву
Негласно, скромно жизни отдавать
За Гиндукуш, в соседнюю державу?

И разливалось горе по стране,
Плач матерей по городам и весям.
Скажите, кто-нибудь, по чьей вине?
Кто лишнюю звезду на грудь повесил?

А многим, кто частично уцелел,
Не только звезд – ивв костылей не дали.
Кричали мастера бумажных дел:
Мол, мы тебя туда не посылали!

Я б их самих послал, что говорить,
По кабинетов замкнутому кругу.
Но их пока что больше, и они
Неравнодушных зажимают в угол.

Так сколько можно жаться по углам?
Пора пришпорить собственные души.
Проснись, народ, берись за дело сам,
Довольно водку жрать и бить баклуши!

Об этом до меня немало пели,
Но я упрямо буду продолжать,
Чтоб матери до срока не седели
И не боялись сыновей рожать.

Красноярск, февраль 1989 г.

.

[egle]

***

Передо мною в камере – убийца.
Осмыслить трудно, что он совершил.
У трупов – изуродованы лица,
Истерзана душа у тех, кто жив.

Для всех он был всегда хороший парень,
Но будто кто-то подменил его.
И, словно что-то в голову ударит –
Не узнает, не помнит никого.

И он как будто далеко отсюда,
В глазах пылает взорванный кишлак,
А за спиною – снаряжи два пуда,
И где-то рядом, за дувалом, враг.

Ребят, убитых «духами», уносит,
Ревя натужно, в облака «тюльпан».
Их кровь кипит в живых и мести просит:
Стрелять и жечь, в крови топить Афган.

Атака, вспышка, госпиталь, палата
И дембель, как в тумане. А потом
Домой вернулось тело от солдата,
А сам он там, за Кушкой, за мостом.

Передо мною в камере – убийца,
Мой сверстник, не дошедший с той войны.
Кто в ней виновен – рядом пусть садится.
Пусть будут пред Законом все равны.

Красноярск, 27 сентября 1990 г.

.

[egle]

1812 ГОД

Над землею комета в рождественском небе застыла,
Нот гуляет Москва, и кругом колядующий сброд.
Позабыты уже Аустерлица плач и могилы,
И не знает Россия, что завтра беспечную ждет.

Кавалергарды в белых колетах –
Шпага ритмично бьет о ботфорт –
За государевой едут каретой,
Едут на новый – двенадцатый год.

На паркетах гостиных блистают Кутайсов с Тучковым –
В 20 лет – генералы, судьбою довольны вполне.
Только завтра в атаку уйдут впереди батальонов;
Станут юными вечно, оставшись при Бородине.

Небо бессмертье дарит немногим,
Их осеняя вещим крестом.
Кто-то падет на Смоленской дороге,
Кто на Сенатскую выйдет потом…

Вот на первый свой бал едет девочка, хрупкая с виду;
И не ведает бог, что Сибирь ее в будущем ждет.
И выходит под вечер поэт – подполковник Давыдов
Со своим эскадроном пока что в амурный поход.

Сдвинем бокалы, братцы гусары,
Злую рулетку с фортуной кляня!
Встретит кого-то Париж под фанфары;
Кто-то умрет до победного дня.

Тихо падает снег, заметая следы на дороге,
Императорский поезд с охоты в столицу спешит.
И не знает никто, что война уже ждет на пороге –
Только око судьбы в черном небе московском дрожит.

Кавалергарды в белых колетах,
Каждый исполнен мирных забот.
Все еще живы, смерть еще где-то;
Завтра наступит двенадцатый год...

Красноярск, 26 апреля - 9 мая 1992 г.

.

[egle]

ДОМБАЙСКИЙ ВАЛЬС-95

Ю. Визбору

Не греются у печки уже давненько лыжи
И не поют под кантом домбайские снега;
Не слышатся гитары у алибекской хижины,
Не попирает гребня давно ничья нога.

Здесь лица в масках, а душа – без маски –
Свободна от словесной мишуры:
И паренек с зеленою повязкой
В мою гитару целится с горы.

Весной сорок второго была от крови ржавой
Дорога под Моздоком и вся степная ширь.
На этом самом месте был ранен Окуджава
За русский город Грозный, за Волгу, за Сибирь.

А нынче жерла крупного калибра
Совсем не фрицев отправляют в рай.
Опять война, опять мужские игры –
Верши приказ, а средств не выбирай.

Вновь о деньгах толкуют везде, где только можно.
И продаются совесть, и ум, и честь, и бог;
И, кажется, без грязи в природе невозможно,
Коль с молотка пускает острожник свой острог.

А мы живем и обалдело сносим.
Как души доллар превращает в грязь.
И все-таки прости нас, Юрий Осич,
Что мы у власти терпим эту мразь.

Москва-Красноярск, 2 марта 1995 г. - 28 февраля 1997 г.

.

[egle]

ВОЗВРАЩЕНИЕ

За бортом вертолета не радуют глаз
Ни вершины Саян, ни верхушки тайги -
За бортом вертолета сегодня Кавказ
Со следами прошедшей свинцовой пурги.

Обгоняя Аргуна бурлящий поток,
Лопастями срывая «зеленки» куски,
По ущелью петляем как опытный волк.
Нам на север, домой. Будем живы, братки!

Дай вам Бог, мужики, на сибирской земле
Вспоминать через годы, когда-то потом,
Как месили мы грязь в Ханкале
В ожидании попутных бортов.

Нам сегодня домой, только даст ли ответ,
Что сюда не вернемся еще двадцать раз,
Государство, которого, в сущности, нет,
Государство, способное лишь на приказ?

Мы уже привыкаем к тому, что у нас
Пол-страны ветеранов локальной войны,
Что давно превратили курортный Кавказ
В мясорубку, где служат сырьем пацаны.

Только как же со всем этим дальше нам жить?
Проклинать ли Кавказ или Кремль штурмовать?
Или просто начать власть имущих валить
И отстрел оборзевшей братвы открывать?

Я не знаю, и, в общем, не знает никто,
Как счастливее сделать безумный наш мир.
И сегодня я тост подниму лишь за то,
Чтоб всегда и во всем оставаться людьми.

Дай вам Бог, мужики, на сибирской земле
Вспоминать через годы, когда-то потом,
Как месили мы грязь в Ханкале
В ожидании попутных бортов.

Северный Кавказ – Санкт-Петербург – Красноярск
Февраль 2001 – июнь 2003 г.

.