Примечательно, что авторы многих книг о Николае Гоголе использовали только те материалы о великом писателе, которые были под рукой. Например, Владимир Набоков черпал факты из книги В.Вересаева «Гоголь в жизни». Этим путем пошли многие. Не потому ли на протяжении многих десятилетий русский классик родом из Украины представлен как человек с завышенной самооценкой — до такой степени, что есть все основания называть его психически ненормальным?
Книга В.Вересаева издана в 1933 году. Разрешила бы советская цензура показать Николая Гоголя как человека глубоко верующего, защищающего крепостное право?! Но и Набоков, писатель, не зависящий от советских реалий, мягко говоря, ошибся по-крупному. В 1987 году в разгар гласности, когда «Новый мир» напечатал набоковского «Николая Гоголя»,
было восхищение и даже триумф, — солидная публикация состоялась! — но никто не воспротивился: Николай Гоголь в книге не настоящий! И теперь, когда многие «патриоты» клеймят Гоголя как предателя, который покинул Украину, не писал на украинском языке, не любил Тараса Шевченко;а русофилы называют сумасшедшим, но все же талантливым хохлом, наш
земляк в тесноте и в обиде. Ведь даже интересующийся творчеством великого писателя не имеет возможности ознакомиться с его письмами, которые печатались только до революции. А ведь именно там — подлинное лицо Николая Гоголя. После изучения писем его никогда не назовешь сумасшедшим, а убедишься — это был величайший мастер художественного
слова, который верил в Бога с такой силой, какой не имели ни Лев Толстой, ни Федор Достоевский.
Возможно, Владимир Набоков этого не знал, а потому и его книга «Николай Гоголь» стала субъективным суждением об уже известном. Набоков «делает открытие»: создавая «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Тараса
Бульбу», Николай Гоголь стоял на краю пропасти, ибо лишь таким образом мог стать сочинителем украинских фольклорных повестей и романтических историй. «Когда я хочу, чтобы мне приснился настоящий кошмар, я представляю себе Гоголя, строчащего на малороссийском том за томом «Диканьки» и «Миргорода» — о призраках, которые бродят по берегу Днепра, водевильных евреях и лихих казаках», — писал Владимир Набоков.
Как известно, первым Николая Гоголя назвал сумасшедшим В.Белинский после выхода книги «Выбранные места из переписки с друзьями». Гоголь объяснил В.Белинскому его заблуждение. Грустно, что Владимир Набоков легкомысленно его повторил.
Гоголь — циник, лицемер, льстец, изворотливый лгун — и вместе с тем гениальный писатель, — такова оценка Набокова.
«Диагноз» Чижа
Недавно московское издательство «Республика» выпустило книгу видного российского психиатра Владимира Федоровича Чижа «Болезнь Гоголя». Книга очерков пользуется спросом и в России, и в Украине. Версия, опубликованная ровно сто лет назад в журнале «Вопросы философии и психологии», теперь подтвердилась не только с точки зрения литератора, но и специалиста: Николай Гоголь был психически ненормальным человеком. «Диагноз» психиатра В.Чижа очень своеобразен: Гоголь — сумасшедший, но поскольку был гениальным, то «даже в последнем периоде своей болезни превосходил своим умом обыкновенных смертных». За точку отсчета Владимир Чиж взял обвинение В.Белинского. Вышло так,
что далекий от медицины русский критик поставил «диагноз», а далекий отлитературы психиатр решил подтвердить это, исследовав жизнь писателя. «Поле» для исследований психиатр имел очень скудное.
К сожалению, В.Чиж не увидел, что дело не в завышенном самомнении, а в глубокой религиозности будущего писателя. Во время учебы Николай Гогольстал только на первую ступеньку христианского самоусовершенствования, но и она была выше той, на которой стояли не только однокашники, но дажеучителя. Чем объективнее оценивал он себя, тем будто бы выше
становилось его самомнение, сильнее — чувство превосходства над другими. В.Чиж отрицал утверждение, что писатель бранил Петербург и восхвалял Украину: «Гоголь ничего и никого, кроме себя, любить не мог вследствие патологической организации нервной системы и потому решительно не мог любить Малороссию…»
Признаки паранойи В.Чиж увидел в том, что Николай Гоголь не стал преподавателем в университете, ибо не мог готовиться к лекциям, и вообще — он не мог учиться. «Если мы даже допустим, что Гоголь не был хуже некоторых своих сотоварищей по профессуре, то это все же ничуть не доказывает, что Гоголь поступал как здоровый человек».
Несостоятельность «диагноза» великого психиатра хорошо просматривается в уверенности, что Гоголь не понимал великого
гуманизирующего и морализирующего значения своих произведений, несмотря на то, что Белинский вполне объяснил их смысл. «…Душевнобольной Гоголь не мог любить своих художественных произведений, потому что его ничуть не интересовали те великие начала, которые возбуждали любовь Белинского».
Усомнившийся Чижов
Скандал, разразившийся после выхода книги Николая Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями», трезво воспринял Федор Васильевич Чижов. Это многих удивило. Ведь он был не мечтателем, а крупным промышленником, построившим первую в России частную железную дорогу Москва — Сергиев Посад, основателем крупнейшего Московского купеческого
банка и Архангельско-Муромского пароходства, много сделал для постройки Киево-Брестской железной дороги.
Издатель и опекун наследства Гоголя был участником национально-освободительного движения на Балканах, членом тайного
«Славянского общества святых Кирилла и Мефодия». Когда Николая Гоголя объявили сумасшедшим, Ф.Чижов находился в ссылке на Украине. Он пребывалпод наблюдением полиции, поэтому ему не удалось защитить товарища. Встретились они в Киеве лишь в мае 1848 года. Киево-Печерская лавра, частые встречи у попечителя Киевского учебного округа М.Юзефовича и друга Николая по Нежинской гимназии А.Данилевского дали возможность двумблагородным душам сблизиться навек. «Назначение нашего писателя высоко,потому и жизнь его должна быть своего рода иночество», — писал Федор Васильевич художнику Александру Иванову.
«Выбранные места из переписки с друзьями», за которые Николая Гоголя назвали сумасшедшим, Ф.Чижов прочитал в местечке Прилуки Полтавской губернии, где пребывал в ссылке. Беду великого писателя он воспринял каксвою личную. Ведь он и сам готовился к писательскому поприщу, собирался издавать солидный журнал. Ф.Чижов пишет Николаю Гоголю не что иное, как исповедь: «Не только чувствую, но как бы осязаю внутри, что у меня мало работается: я не
ленив, и очень не ленив, и вместе с тем ничего не пишется. Ваши письма дали этому неопределенному осязанию большую ясность. После них я увидел яснее, что у меня нет глубины ни мысли, ни чувства…»
После смерти Николая Гоголя Федор Чижов становится издателем его полного собрания сочинений. Под его редакцией вышло три издания произведений великого писателя. Кроме этого, Чижов стал опекуном родных писателя, регулярно отправлял им деньги, вырученные за реализацию книг Николая Гоголя. С его помощью племянник писателя Николай учился за казенный счет в Полтавском кадетском корпусе, а племянницы Анна и Варвара в Полтавском институте благородных девиц.
За два года до смерти Ф.Чижов убедился, что миф о сумасшествии Николая Гоголя раздувается до невероятности, а журнал «Русская старина» (1875 год) подавал письма писателя и воспоминания о нем так, что гений
явился перед читателем плутом, бессовестным человеком, обманывающим родную мать, использующим друзей в корыстных целях. С тяжелым сердцем отошел в мир иной Ф.Чижов, хоть и не предполагал, что основной жизненный и творческий принцип его великого друга — литература должна вести человеческую душу к усовершенствованию — нивелируется. Тогда об этом было даже неприлично говорить.
Гоголь и пустотаИтак, вокруг имени Николая Гоголя зияла пустота… Кстати, именование сумасшедшим в то время в России было не ново. И Петр Чаадаев, и Владимир Печерин «удостоились» такого «звания». «Желание и жажда добра, а не гордость, подтолкнули меня издать мою книгу», — защищал свое смелое произведение Николай Гоголь. Писатель был уверен в своей правоте. Прощения попросил только у одного человека — своего духовного наставника отца Матвея: «очень понимаю, что для вас
оскорбительнее, чем для многих, появление такой книги, от которой соблазняются те, за спасение которых вы молитесь».
В защиту гениальной книги звучали эмоциональные возгласы близких Николая Гоголя, но лишь один литературный критик и поэт, в то время ректор Петербургского университета Петр Плетнев достойно оценил ее: «Она, по моему убеждению, есть начало собственной русской литературы. Все, до сих пор бывшее, мне представляется как ученический опыт на темы, избранные из хрестоматии».
Характеризуя Николая Гоголя как проповедника кнута и апостола невежества, Виссарион Белинский предостерегал писателя, что он стоит над бездной. На самом деле под ногами у Гоголя был очень прочный грунт. Бездны не было — была лишь тревожная пустота со всех сторон.
«Сам не знаю, какая у меня душа…»
Как известно, в начале своей литературной деятельности Николай Гоголь очень увлекался Украиной, но вскоре охладел к ней как художник. В 1833 году о своих «Вечерах на хуторе близ Диканьки» он говорил: «Черт с ними!
Я не издаю их вторым изданием; и хотя денежные приобретения были бы нелишние для меня, но писать для этого, прибавлять сказки не могу. Никак не имею таланта заняться спекулятивными оборотами». В то же время он жил надеждой написать многотомную историю Малороссии. Это свело его с профессором Михаилом Максимовичем, который готовил к печати «Украинские народные песни». Их дружба была очень крепкой, вдвоем они собирались ехать в Киев, где открылся
университет. «В Киев, в древний, прекрасный Киев! Он наш, но не их, — не правда? Там или вокруг него деялись дела страны нашей. Да, это славно будет, если мы займем с тобою киевские кафедры: много можно будет наделать добра», — писал Николай Гоголь своему земляку. Но Николаю Васильевичу предложили в Киевском университете лишь должность адъюнкта, и он отказался от поездки.
Осенью 1851 года писатель навсегда покидает Сорочинцы и Васильевку и снова приезжает в Москву. В доме Талызина, в квартире графа Александра Толстого он будет доживать последние месяцы жизни. Здесь же своему земляку Осипу
Бодянскому Гоголь расскажет о своем отношении к Тарасу Шевченко: «Дегтю много, и даже прибавлю, дегтю больше, чем самой поэзии. Нам-то с вами, как малороссам, это, пожалуй, и приятно, но не у всех носы, как наши. Нам надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке иупрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Я знаю и
люблю Шевченко, как земляка и даровитого художника. Но его погубили наши умники, натолкнув его на произведения, чуждые истинному таланту».
Стилистическая «недостаточность»
Свое упорство в достижении цели, своеобразные мысли и стиль жизни писатель объяснял соединением в нем двух национальностей — «хохлика» и русского. Ему навязывали иные мысли, иную жизнь, иную судьбу. Он был
великим художником, которому не мешала стилистическая «недостаточность», наоборот — она оживила и обогатила русскую речь.
И нам ли упрекать (а это уже делается) Гоголя в том, что он предал родной народ, поскольку не хотел писать на украинском, уехал жить и творить в Россию и дальше?.. А если бы он остался дома? Был бы Гоголь Гоголем? Стал ли бы он большим, чем писателем, штампующим сериалы «Миргородов»?
Почему писатель сжег «Мертвые души»
Утверждение, что второй том «Мертвых душ» Николай Гоголь сжег из-за того, что он был намного слабее первого, стало классическим. «Горестное снижение творчества мы замечаем только там, где Гоголь начинает рисовать показательных «хороших людей», — заметил Викентий Вересаев в своей знаменитой книге «Гоголь в жизни», книге, которая стала вместилищем фактажа для многих писавших о великом творце. Но не подобные утверждения — ключ к разгадке мифа об упадке творчества Николая Гоголя, его сумасшествии! Причину сожжения второго тома «Мертвых душ» в 1845 году пояснил сам писатель: «Вовсе не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же ясно, как день, путей и дорог к нему всякого. Последнее обстоятельство было мало и слабо развито во втором томе «Мертвых душ», а оно должно было быть едва ли не главное; а потому он сожжен…» Николай Гоголь верил, что подобное «крещение» огнем поможет ему.
Был ли второй том «Мертвых душ» слабым? Николай Гоголь так не думал. Об этом говорили лишь соратники В.Белинского. Но вот С.Аксаков 29 августа 1849 года сообщал своему сыну Ивану: «Не могу больше скрывать от тебя нашу общую радость: Гоголь читал нам первую главу 2-го тома «Мертвых душ». Слава Богу! Талант его стал выше и глубже». 19 января следующего года Сергей Тимофеевич напишет сыну о последующем чтении второго тома: «Такого высокого искусства показать в человеке пошлом высокую человеческую сторону нигде нельзя найти. Теперь только я убедился вполне, что Гоголь может выполнить свою задачу…»
Как известно, главной задачей второго тома «Мертвых душ» было показать путь к Христу, чтобы этот путь был ясен каждому читающему. К сожалению, многое во втором томе не понравилось отцу Матвею Константиновскому, который в последние годы был духовным наставником писателя. Отец Матвей просил сжечь только отдельные главы второго тома, а Николай Гоголь сжег все. И этот акт не был приступом сумасшествия, как трактуют многие. Ведь писатель сжигал все, что ему не нравилось, а потом писал сызнова. Гоголь в этом плане был чист перед Богом: «Хозяин, заказывающий это, видел. Он допустил, что она сгорела. Это его воля. Он лучше меня знает, что для него нужно». На практике обнаружилось, что сплетники лучше знают, что случилось с главным произведением гениального писателя. Потеря многолетнего труда не была большим личным горем для писателя. Ведь в последние годы писательский труд для него отождествлялся с воспитанием души. Сожжение второго тома он пояснял тем, что сила дьявола еще властвует над ним.
Врачи, лечившие писателя насильно, не сумели сберечь гения. Наивно звучит давнее, как мир, утверждение, что поскольку Николай Гоголь не смог спасти мир словом, то не захотел выздоравливать. После его смерти в написанном завещании были весьма важные строчки: «Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк
прелазай иначе есть тать и разбойник…» Путь к спасению был определен до Николая Гоголя. До него и для него.
Гоголь и смерть
Исследователь-психиатр Владимир Чиж неоднократно объяснял сумасшествие Николая Гоголя боязнью смерти. Да, Николай Васильевич беспокоился о своем здоровье: писал он много и упорно, а хворал очень часто. Десять лет писатель работал над главным произведением своей жизни — вторым томом «Мертвых душ». Он осознавал свою ответственность за сожженное сочинение не только перед людьми, но и перед Богом. Николай Гоголь всю жизнь готовился к тому, что отвечать придется на высшем суде,но судили его простые грешники, жестоко, почти единогласно.
Боязнь смерти у Николая Гоголя выражалась в одном — в страхе, что он не успеет написать свое произведение. Писатель подсчитал, что за год-другой ему не сделать желаемого: ведь чтобы сочинение состоялось, он должен был сам пройти нелегкий путь духовного усовершенствования.
«Завещание», напечатанное в «Выбранных местах из переписки с друзьями», у многих вызвало насмешку. Пошла молва о горделивом писателе, который очень много о себе думает. Появилось объяснимое с психологической точки зрения предположение, что Николай Гоголь очень боится умереть. Но все было не так просто. Писатель задолго до этого много думал о смерти и никогда не вел себя так, словно он бессмертен. В этом было его величие. Именно это разъясняет многие странности Николая Гоголя. Он был гениален не только как художник, но и как мыслитель, вопреки утверждению В.Белинского. Николай Гоголь понял, что «покуда человек не сроднится с мыслью о смерти и не сделает ее как бы завтра его
ожидающую, он никогда не станет жить так, как следует».
Своей матери, которая его боготворила, Николай Гоголь 25 января 1847 года (время, когда его не восприняли в связи с «Выбранными местами…») напишет: «Своим помышлением о смерти я обязан тем, что живу еще на свете. Без этой мысли, при моем слабом состоянии здоровья и при тех тяжелых огорчениях, которых на моем поприще предстает человеку более, чем на всех других поприщах, я бы не перенес многого и меня бы давно не было бы на свете. Но, содержа в мыслях перед собою смерть и видя перед собою неизмеримую вечность, нас ожидающую, глядишь на все земное, как намелочь и на малость».
Даже на смертном одре, больной менингитом и острым воспалением желудочно-кишечного тракта, он не боялся смерти. Желал только, чтобы его не тревожили, а оставили в покое, как истинного христианина. И несмотря на насильственное лечение, Николай Гоголь был уверен, что умрет. Как утверждают современники писателя, последние слова Николая Васильевича, сказанные еще в полном сознании, были: «Как сладко умирать».
Гоголь умирал долго, но не мучительно. Свой последний час он воспринял как должное. Алексею Хомякову, желающему его подбодрить, сказал: «Надобно же умирать, а я уже готов, и умру…» Граф Александр Толстой, в доме которого доживал последние дни писатель, как глубоко верующий человек знал, что лучшие московские врачи не возвратят Николая
Гоголя к жизни, даже если его будут насильно кормить. Ибо писатель не беспокоился о теле, которое было ему уж ненужным.
В чем же болезнь Николая Гоголя?
«Установка» былого авторитета в литературе Виссариона Белинского до сих пор живет, передаваемая из книг в книгу различными исследователями. И ее непросто опровергнуть. Благо, имя Николая Гоголя и его творчество в последние годы снова оживили умы, хотя и смешно и грустно, когда великого писателя «записывают» то русским, то украинцем. Ошибка проста: Николай Гоголь воспринимается как писатель статичный, хотя он был как никто другой динамичным не только в художественном отношении, но и в духовном. Самоусовершенствование Николая Гоголя происходило такими бешеными темпами, что его организм обессиливался от недостатка энергии. При этом могут ли быть в диковинку простудные и «нервические» болезни?!
«Лестницу, поскорее давай лестницу!.. — в беспамятстве повторял, умирая, Николай Гоголь. Что имел в виду писатель, знали лишь близкие к нему люди: граф Александр Толстой и духовный наставник отец Матвей Константиновский. В дни перед смертью писатель как никогда усердно читал «Жития Святых» и молился. Образ лестницы многие годы был для Николая Гоголя неизменным ориентиром. Это была духовная лестница.
Так ли несчастен и жалок писатель, каким его рисуют некоторые исследователи? Неужели Николай Гоголь и вправду был психически неполноценным с признаками паранойи, поскольку высоко ценил себя и т.д.? Еще в 1836 году, когда ему было всего 27 лет, он писал Василию Жуковскому из Парижа: «Еще один Левиафан затевается. Священная дрожь пробирает меня заранее, как подумаю о нем: слышу кое-что из него… божественные вкушу минуты… теперь я погружен весь в «Мертвые души». Огромно велико мое творение, и не скоро конец его. Восстанут против меня новые сословия и много разных господ; но что ж мне делать! Уже судьба моя враждовать с моими земляками. Терпение! Кто-то незримый пишет передо мной могущественным жезлом. Знаю, что мое имя после меня будет счастливее меня, и потомки тех же земляков моих, может быть с глазами, влажными от слез, принесут примирение моей тени».
И все же — был ли болен Николай Гоголь? Душевное расстройство, как известно, означает неспособность правильно воспринимать действительность, адекватно реагировать на нее и т. д. Неужели писатель, до сих пор заклейменный только из-за того, что не ждал чего-то большого от толпы, не искал у царя славы, но и не осуждал его, веря, что хороший
правитель сможет сделать для общества не меньше, чем революция?
Николай Гоголь — истинный христианин, сумевший до конца жизни усовершенствовать свою душу настолько, что второй том «Мертвых душ» «отстал» от него, а потому был сожжен. Ведь время показало, что не высокое самомнение, не паранойя мешали Гоголю быть счастливым. Воистину христианский путь, которым собирались идти многие, твердо до конца
прошел только он. Попутчики отстали. Николая Гоголя, выпавшего из «обоймы», иначе как сумасшедшим назвать не могли. Писатель все это прекрасно понимал, зная, что отставшие могли с ним сравняться только тогда, когда бы его унизили. Гоголь поднимался все выше и не мог остановиться… Именно это было болезнью Николая Гоголя, ведь жил он в нашем грешном мире! Но эта болезнь была высокой, ибо она не для призванных, а для избранных. Только для бессмертных.
Сергей ГУПАЛО
Зеркало недели /Сокращенно /.
