Ещё один нечёткий портрет в веласкесовском зеркале
Скажем прямо, в этой этой картине есть, чем полюбоваться. Но вдобавок к зрелищу зрители требуют ещё и фактов. Хочется знать, кто эта женщина, которая пленила Веласкес настолько, что он выступил в несвойственном ему жанре ню. Очевидно, сам художник предпочитал оставить это в тайне: отражение в зеркале крайне неразборчиво — лица не разглядеть. Более того, исследование картины показало, что изначально голова героини была чуть сильнее повёрнута влево и был виден нос женщины. Но художник отказался от этой идеи — возможно, опасаясь того, что так изображённая может быть опознана. Ну, или того, что мы будем недостаточно сильно заинтригованы.
Спрашивается, зачем он тогда вообще вводил в картину зеркало. Тут всё просто: писать обычных женщин обнажёнными в ту пору было немыслимо, быть без одежды могли только богини, а зеркало мгновенно превращает любую женщину с картины в богиню, потому что оно — традиционный атрибут Венеры.
Венера перед зеркалом, Диего Веласкес, 1651, 122×177 см
Есть подозрение, что эта же женщина присутствует и на картине Веласкеса «Пряхи» — уже одетая, но снова без лица.
У биографов Веласкеса есть одно предположение. Что во время своего второго путешествия по Италии живописец, состоявший в законном браке, завёл роман с юной римской художницей по имени Фламиния Трива (Flaminia Triva). По другой версии, её звали Фламиния Триунфи (Flaminia Triunfi) — это имя в связи с Веласкесом упоминает Антонио Паломино, автор сборника биографий живописцев Испании «Музей живописи и оптическая шкала», эдакий испанский Вазари. Так вот, Веласкес будто бы завёл роман, написал коллегу обнажённой, уехал (и никогда больше не посетил Италию), а она родила от него сына Антонио.